Мартин Бек перевел взгляд на Морда. Не мужчина - медведь, рост не меньше метра девяносто, вес - добрых сто двадцать пять. Черные волосы, темные злые глаза.
- Откуда ты взял эти сто восемь стран? - спросил он.
- Не говорите мне "ты". Я не желаю, чтобы всякая сволочь ко мне на "ты" обращалась. Говорите "сэр" или хотя бы "господин". Откуда взял? Дурацкий вопрос, я же сам счет вел. Сто восьмая - Верхняя Вольта. И провалиться мне на этом месте - хуже нашей нет. Я лежал в больницах Северной Кореи, и Гондураса, и Макао, и Доминиканской Республики, и Пакистана, и Эквадора. И нигде не видел такого безобразия, как здесь, в Мальмё, этим летом. Сунули в палату, которую строили еще в прошлом веке.
Морд посмотрел по сторонам.
- Здесь не убрано, - продолжал он. - Я не мастер убирать, не обучен.
Он взял пустую бутылку и отнес на кухню.
- Ну так, с этим все. А теперь позвольте задать один вопрос. Что тут такое происходит, черт возьми? Почему, когда я бреюсь, какой-то идиот скребется в мою дверь? Я бреюсь два раза в день, утром в шесть часов, потом в три. Сам бреюсь. Опасной бритвой. Так лучше.
Мартин Бек молчал.
- Я задал вам вопрос. Не слышу ответа. Вот вы - кто вы такой? За каким чертом пришли в мой дом?
- Меня звать Мартин Бек, я служу в полиции. Комиссар уголовной полиции, начальник отдела по расследованию убийств.
- Год и месяц рождения?
- Двадцать пятое сентября тысяча девятьсот двадцать второго года.
- Ясно. То ли дело, когда сам вопросы задаешь. Что вам угодно?
- Ваша бывшая жена пропала семнадцатого октября.
- Ну и что?
- Нам хотелось бы знать, куда она могла деться.
- Хотелось бы... Но я же говорил, сто тысяч чертей, что ничего не знаю. Семнадцатого числа я как раз сидел на пароме "Мальмёхюс", опрокинул стаканчик. Ну хорошо, не стаканчик.
- Вы, кажется, держите что-то вроде ресторана?
- Держу. У меня там две бабы работают. И полная чистота, черт возьми, вся медь сверкает, а не то я их в два счета выставлю. Я проверяю. Захожу, когда меня никто не ждет.
- Понятно.
- Вы там что-то насчет убийства намекали.
- Да, такая возможность не исключена. Похоже, кто-то её похитил. А ваше алиби не очень-то надежно.
- Мое алиби в полном порядке. Я сидел на "Мальмёхюсе". А вот рядом с ней псих живет, извращенец. Если он Сигбрит хоть пальцем тронул, я её собственными руками задушу.
Мартин Бек посмотрел на его руки. Страшные руки. Не только человека медведя задушат.
- Вы сказали "её". "Задушу её".
- Я оговорился. Я люблю Сигбрит.
Так, вот и прояснилось кое-что. Бертиль Морд - опасный человек, он не владеет собой. За много лет привык командовать другими. Возможно, он неплохой моряк, но на суше ему не по себе. От него можно ждать всего, в том числе самого худшего.
- Вся беда моя в том, что я родился на свет в этом проклятом Треллеборге, - говорил Морд. - Стал, так сказать, гражданином, а на черта мне это надо. В стране, которую я могу выносить месяц, от силы два. И все бы еще ничего, все шло хорошо, пока я не заболел. Я полюбил Сигбрит, почти каждый год к ней приезжал. Нам было хорошо вместе. Потом я снова уходил в море. Пока не началась эта волынка. Печень забастовала, и теперь мне не дают справку.
Он помолчал.
- А теперь уходите, - вдруг произнес он. - Не то я разозлюсь и врежу по морде.
- Ладно, - ответил Мартин Бек. - Если приду снова, то скорее всего с ордером на арест.
- Катитесь к черту.
- Что вы можете сказать о вашей жене? Что она за человек?
- Не ваше дело. Вон отсюда.
Мартин Бек шагнул к двери.
- Всего доброго, капитан Морд, - сказал он.
- Постойте, - вдруг остановил его Морд.
Он поставил на стол одеколон, положил бритву.
- Я передумал. Сам не знаю почему.
Он сел и налил себе стакан водки.
- Пьете?
- Пью, - ответил Мартин Бек. - Но не сейчас и не теплую водку.
- И я не пил бы теплую неразбавленную. Будь у меня стюард или слуга, который по первому знаку бегом приносит лед и лимонный сок. А что, в самом деле, продать пивнушку, уехать да наняться на пароход в Панаме или Либерии...
Мартин Бек сел к столу.
- Вот только одна загвоздка. Меня не возьмут капитаном. От силы штурманом у какого-нибудь типа вроде меня самого. И уж я не стерпел бы. Задушил бы гада.
Мартин Бек молча слушал.
- Но хоть упиться насмерть в море можно мне или нет? Много ли мне надо было - Сигбрит и пароход. Теперь ни того, ни другого. И околеть спокойно не дают, всякий черт сует свой нос.
Он обвел взглядом комнату.
- Думаете, мне нравится так жить? Нравится в дерьме сидеть?
Он хлопнул ладонью по столу так, что стакан едва не опрокинулся.
- Знаю, знаю, что вы думаете! - орал он. - Вы думаете, я Сигбрит угробил. Да только не было этого. Неужели не ясно? Э, да знаю я цену вам, ищейкам шведским и всем прочим. Полицейские - крысы портовые. Только на то и годятся, чтобы приходить на борт и разживаться выпивкой и сигаретами, а не дашь - пожалеешь. Помню паразита одного в Милуолле, когда мы туда ходили. Этакий бобби. Как пришвартуемся - стоит будто статуя и козыряет. "Йес, сёёр", да "Глэд ту си ю, кэптен". Потом набьет карманы табачком и бутылками так, что еле ползет по сходням. И у нас то же самое.
- Мне не нужно от вас ни водки, ни табака.
- А что же вам нужно, черт возьми?
- Мне нужно знать, что случилось с вашей бывшей женой. Поэтому спрашиваю, что вы можете о ней сказать, что она за человек.
- Человек? Она хороший человек. Чего вы от меня добиваетесь? Я её люблю. А вам надо меня подловить. Слышали от этого полицейского в Андерслёве, что я её поколачивал. А вам известно, что он сам мне однажды по морде съездил? Никогда не думал, что у него духу хватит. Это мне-то - меня всего один раз в жизни били, да и то - четверо против одного. В Антверпене. Но в Андерслёве он был прав, а я не прав, вот и смирился.